Ноябрь 1944 г. Наша дивизия готовилась к наступлению. Утром 14 или 15 числа командир корпуса генерал Счётчиков поставил задачу перебазировать дивизию ближе к линии фронта, на территорию Венгрии: подготовить рекогносцировочную группу для обследования нескольких венгерских аэродромов.

В отделении связи штаба дивизии я был один. Организация, наземные средства, проводная и радио-, воздушная связь и радио-навигационное обеспечение – всё лежало на моей ответственности; радиоданные, условные сигналы, шифры и коды менялись часто и передать эти обязанности было некому.

Самолёт был транспортный СИ-47. Вылетели 16 ноября примерно в 11 часов. Выполняя задание, мы пролетели и обследовали ряд аэродромов Венгрии – последним был аэродром недалеко от города Сегед, время было уже после 16 часов. Вечерело, облачность низкая, пасмурно, но видимость хорошая.

Взлетели, набрали высоту 600-800 метров, взяли курс на Петровград – Югославию. Вдруг механик крикнул: «Мистера!» Прямо на нас в бок шёл самолёт. Последовал оглушительный залп его пулемётов. Нас швырнуло. Внутренний дополнительный бак с запасным бензином уже горел. Чтобы не задохнуться, я закусил борт шинели и дышал через неё. Швыряло нас как щенят в пустом отделении через пламя и дым. Вражеские истребители сделали на нас две атаки, в последней – кинжальной – сзади, в наступившей паузе я лежал, а головой мне под руку забился ст. лейтенант Заманский. Я видел последнюю очередь трассирующих снарядов, прошивших над головой под углом к продольной оси самолёта. Она прошла почти по центру, и, видимо, ранила нашего командира. Вдруг ещё один сильный толчок – и мы с адъютантом прилипли к горящему баку - самолет посадили прямо в поле. Вскочив, мы бросились к люку, но он оказался заклиненным. Я попытался в огне ногой выбить один из иллюминаторов, но безуспешно! Среди огня и дыма вдруг волна свежего воздуха, я бросился туда – аварийный люк был открыт, мы начали покидать самолет. Я отчётливо помню всю нашу группу в 40-50 метрах от самолёта и нашего раненого командира, лежавшего на кожанке. Но как оказался среди них – не помню. Далее последовал взрыв и наш самолёт загорелся. За несколько минут падения в самолёте, в моей памяти почти вся жизнь пронеслась яркими цветными эпизодами, как на экране телевизора. Ведь будучи в горящем самолёте, который швыряло то вверх, то вниз, то вбок, я был готов к удару о землю и смерти. Сейчас удивляешься, как всё-таки остались мы живы.

Как только добрались до госпиталя, командира сразу положили на операционный стол. Мы с радистом пошли искать штаб наземных частей, чтобы немедленно доложить в Москву в штаб Дальней Авиации о случившемся.

Ночью вражеские самолёты бомбили город и госпиталь, но особых повреждений в эту ночь не было. Несколько очагов пожара зловещим мерцанием озарили мрачные стены сохранившихся зданий.

За период Великой Отечественной войны мне не раз приходилось смотреть, как говорится, смерти в глаза, не раз моя жизнь висела на волоске. В боях под Москвой в составе 32 кавалерийской дивизии, корпуса генерала Крюченкина, был ранен дважды. Первое ранение – в мягкую ткань левого бока – пуля прошла через бурку, ремень, шинель, тёплое бельё и была извлечена в нашем медпункте. Второе ранение – в левое бедро. После операции и лечения – снова фронт. Потом был ранен в пехотной дивизии под Сталинградом – ожог взрывом мины лица и рук с частичной контузией.